Римский медальон - Джузеппе Д`Агата

— Вино! Вино из винограда, собранного в предместьях Рима в прошлом веке! Совсем не удивлюсь, если так и окажется.

Эдвард наполнил стаканы. Лючия все больше уходила в себя, а Эдвард продолжал говорить, словно в лихорадке:

— Ну, расскажите о себе, милая Лючия. Что вы делаете? Чем занимаетесь? Я хочу сказать — кем работаете?

— Натурщицей.

Эдвард поднял брови.

— Натурщицей. У Тальяферри, — пояснила Лючия.

— Не самое распространенное занятие в наше время. Чаще услышишь — манекенщицей, тогда понятно, что речь идет о рекламном бизнесе. А вы — просто натурщица у художника. Значит, все светлое время суток проводите в мастерской, а на улицу выбираетесь только вечером.

— С чего вы взяли?

— Вы так бледны, словно никогда не бываете на солнце. Но надо признать, что бледность вам к лицу. Это тоже составляет часть вашего очарования.

— Да, я не люблю солнечный свет.

Эдвард долил себе вина и выпил почти все залпом.

— Каким вы представляли меня до нашей встречи?

— Точно таким, каким вы оказались.

Пристальный взгляд Лючии волновал его.

— Но как? Как один человек, если, конечно, он не ясновидящий, может с точностью представить себе другого человека? Ведь между воображаемым и действительным должна быть разница?

— Вот некоторые и считают меня колдуньей. Так что берегитесь. — Все это было сказано без тени улыбки.

Не очень сознавая, зачем он это делает, Эдвард протянул руку и дотронулся до медальона на груди девушки. Он никогда не перебарщивал со спиртным, но сейчас остановиться не мог. Вино и присутствие Лючии все больше волновали его.

— Надеюсь, все колдуньи такие же красивые. — Он приподнял стакан Лючии, приглашая выпить вина, и посмотрел ей прямо в глаза. — А Тальяферри, видно, решил замучить нас ожиданием.

— Он появится с минуты на минуту.

Эдвард допил вино. Длинная тень, отбрасываемая на стену спускавшимся по лестнице человеком, заставила его вздрогнуть.

— Это он!

— Нет, не он, — сказала, не оборачиваясь, Лючия.

На лицо незнакомца упал свет факела, и Эдвард внутренне ахнул, настолько вошедший был похож на хозяина таверны. Легче было списать это на игру воображения.

Хозяин и новый посетитель переглянулись и оба посмотрели на Лючию и англичанина.

Эдвард подумал, что, может быть, сейчас самое время уйти, но желание довести партию до конца и присутствие Лючии удерживали его.

— Хоть бы одним глазком взглянуть наконец на этого Тальяферри!

Полуприкрыв глаза и покачивая, как в забытьи, головой, Лючия повторила уже сказанную ранее фразу:

— Он похож на вас.

В этот момент зазвучала музыка. Вошедший, близнец хозяина, прислонясь к стене, перебирал гитарные струны. Наконец из перебора возникла мелодия, и хрипловатым низким голосом человек начал петь.

Сегодня время полнолунъя.

Виденье, странница, колдунья,

О, кто б ты ни была, молю —

Не отвергай любовь мою.

Колокола звонят: динь-дон.

Пускай продлится этот сон.

Но сто колоколов в ответ

Сказали — нет.

И если я тебе не мил, —

Тот, кто всегда тебя любил, —

Молю, хотя бы до рассвета

Ты мне не говори про это.

Эдвард и Лючия внимательно вслушивались в слова.

Не отвергай любовь, молчи,

Свети мне, как луна в ночи.

Вчера, сегодня и всегда

Скажи мне — да.

Колокола звонят: динь-дон.

Пускай продлится этот сон.

Но сто колоколов в ответ

Сказали — нет.

Закончив, певец учтиво поклонился.

Эдвард с благодарностью захлопал, но хлопки эти странно звучали в пустом подвале, под темными сводами.

Взяв предложенные Эдвардом деньги, певец отошел от их стола.

— Однако не понимаю, — Эдвард оглянулся, — почему мы одни в таком романтическом месте? Здесь всегда мало посетителей?

Лючия и гитарист переглянулись. Опять прислонясь к стене, певец принялся наигрывать только что звучавшую мелодию.

— Обычно тут много народу. — Лючия была невозмутима. — Мы в Риме привыкли ужинать поздно.

Эдвард взглянул на соседний стол. Незажженная свеча, стоявшая на нем, вспыхнула, точно от его взгляда. И вслед за нею вспыхнули свечи на всех других столах.

Не ожидавший ничего подобного, Эдвард пробормотал:

— А… вы видели?

— Что? — Лючия даже не повернула головы.

— Свечи… Фокус какой-то… А почему вы не пьете?

Лючия подняла стакан:

— Пью… — Улыбка у нее получилась несколько натянутой.

Сердце уже стучало у Эдварда под самым горлом.

— Может, поговорим немного о завтрашнем дне?

— О завтрашнем?

— Когда встречаешь женщину, которая тебе нравится… конечно, начинаешь думать о будущем. Если вы так уж не любите солнечный свет, мы можем встретиться вечером при свечах или даже при керосиновых лампах, как сейчас. — Он взял Лючию за руку. Но выражение лица девушки по-прежнему оставалось отрешенным.

— Этого я от вас не ожидала, профессор.

— Наконец и я вас чем-то удивил… — Эдвард пытался улыбнуться, но ощущал страшную тяжесть во всем теле. Говорить и двигаться было все труднее. Наверное, сказывалось выпитое. — Мне кажется, нас что-то связывает, хотя что — толком не знаю. Ведь вы не откажетесь встретиться со мной еще раз? Можно завтра заехать за вами в мастерскую?

— Нет-нет! — Лючия вздрогнула и попыталась отнять руку. — Я не могу.

— Боитесь… Тальяферри?

— Нет, не поэтому. — Черты ее лица исказило сильное волнение. — Прошу вас, не настаивайте, не ищите меня.

— Хорошо. Но тогда объясните, почему же сегодня мы оказались здесь вдвоем? — Эдвард внимательно смотрел на нее. — Тем более что — готов поспорить — Тальяферри не придет.

— Почему вы так решили?

— Лючия, синьора Джаннелли, администратор гостиницы «Гальба», утверждает, что не знакома с вами. — Вдруг Эдвард увидел, что лицо Лючии дрогнуло и поплыло перед ним. Да и все окружающие его предметы начали терять свои очертания. И соображать, и говорить становилось все труднее. Но зачем эта маленькая лгунья морочит ему голову?

Лючия даже не отвела глаз.

— Я вижусь с нею почти каждый вечер.

Почувствовав, что лоб его покрылся испариной, Эдвард ослабил узел галстука.

— Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас вместе. А Тальяферри… готов спорить, что он не придет. — Силы покидали Эдварда. — Поспорим? Нас, англичан, хлебом не корми, но дай заключить пари. — Он понимал, что выглядит сейчас жалко. Но глаза сами собой закрывались, а голова опускалась на руки. — Бога ради, извините. Мне казалось, я выпил не так уж много…

— Вы не должны были трогать медальон.

— Это… вы это имели в виду… когда говорили, что можно потерять голову?

На этих словах сознание покинуло его.

Очнулся Эдвард уже на полу. Мрачные своды таверны бешено вращались над ним. Он протянул руку, надеясь на помощь Лючии. Но сквозь туман видел, что девушка медленно поднимается из-за стола. Зеленые глаза ее были совершенно бесстрастны.

Музыкант продолжал перебирать струны. Однако звук был странным образом искажен. Теперь звучала фуга, и не в гитарном, а в органном исполнении. Это была та мелодия, которую слушала Оливия, сидя в одиночестве у телевизора в гостинице «Гальба»!

Стены таверны вновь пришли в движение вокруг Эдварда. И люди двигались, как при замедленной съемке. Лючия поднесла руки к очагу, и языки пламени вытянулись навстречу длинным пальцам девушки, точно хотели втянуть ее в огонь. В медальоне, висевшем на груди Лючии, плясали красные отблески. Два одинаковых лица — хозяина таверны и музыканта — склонились над Эдвардом, который лежал на полу, беспомощно раскинув руки. Глаза его были широко раскрыты, он шевелил губами, но не мог издать ни звука.

Взяв Эдварда за плечи и за ноги, мужчины легко подняли его и понесли к выходу. И в этот момент чья-то тень скользнула вдоль стены. Человек с длинными волосами и закрытым усами и бородой лицом спускался по лестнице. Одет он был, как одевались в прошлом веке художники. Человек остановился, чтобы взглянуть на Эдварда, но через несколько мгновений исчез, и тень его тоже слилась с мрачными стенами зала.

Больше Эдвард ничего не видел.

4

Первые лучи солнца скользили по закрытым ставням, пустым площадям и улицам Рима. Только дворники, подметавшие вчерашний мусор, нарушали сладкую тишину. А в гулких переулках Трастевере утреннюю тишину смущал стук каблучков. Девица в короткой юбке, со следами косметики на поблекшем лице, шла разболтанной и неуверенной походкой. На плече у нее болталась дешевая сумочка.

Рядом с «ягуаром», припаркованным на площади неподалеку от базилики Санта Мария ин Трастевере, женщина замедлила шаг и обеспокоенно оглянулась.

Дверца машины со стороны водителя была приоткрыта. За рулем, откинув красивую голову на спинку сиденья, сидел мужчина, судя по всему — иностранец. Глаза его были закрыты. Он казался мертвым. Девица наклонилась и осторожно тронула его за руку. Убедившись, что перед ней не безжизненное тело, она сильнее потянула за рукав: